Не смотря на яркое дневное солнце, мрачный каменный мешок подземного зала был слабо освещен лишь десятком жирных свечей. Черные гобелены с крестами в человеческий рост, влажные от сырости и покрывающей их плесени в тех местах, где они стыдливо прикрывали каменные стены, глотали слабый свет и напоминали о том, что это место видело и хранило больше, чем застенки самой суровой тюрьмы.
Спертый воздух пыточной, где смешались запахи паленого мяса, рвоты и ржавеющего под многолетним слоем крови и грязи железа, вызвал бы приступ тошноты у любого нежданного гостя, но Валентину, вдохнувшему его полной грудью, он лишь приятно щекотал ноздри. Спрятав улыбку от предстоящего развлечения за маской непроницаемой торжественности более подобающей Церковному обвинителю, инквизитор уютно устроился за обширным деревянным столом, который служил надежным разделителем между Расбергом и неудобным резным табуретом, слишком твердым и изобилующим острыми деталями, а главное повернутым таким образом, чтобы находиться спиной к уставленным и разложенным вдоль стены орудиям ведения допроса.
Следуя своем излюбленному ритуалу Валентин медленно и с английской скрупулезностью разложил на столе письменные принадлежности, бумагу и большое распятие. Наблюдавший за его приготовлениями палач, не сдержав смешка, громко фыркнул. Валентин скромно улыбнулся ему, затем кивнул наблюдавшим через решетчатое оконце за процессом братьям и велел привести обвиняемую.
