Утреннее солнце не проникало в темные коридоры, ведущие в подвалы Алого Ордена, где была заточена Анна. Человек, облаченный в длинный темный балахон с надвинутым на лицо глубоким капюшоном, нес пленнице завтрак. На подносе лежал кусок хлеба и стояла грубая чарка с водой, большего девушке не полагалось. За дверью послышались голоса, какие-то время стражник перебирал ключи, звучно звякая ими, а затем дверь темницы скрипнула, впуская внутрь смиренного монаха. Едва темница за служителем церкви  захлопнулась, он наклонился и неторопливо поставил поднос подле соломенного ложа. Не произнося ни слова, он встал, обернувшись к выходу. Казалось, что он замешкался, собираясь выйти из камеры, но его руки что-то делали рядом с косяком двери.

Поцарапав кожу на запястье, Зель быстро чертил испачканным в собственной крови пальцем символы Диаболика рядом с дверью: тьма-демон-магма-... Но закончить ему не дала Анна, сорвавшая с него капюшон. Рыжие волосы рассыпались по плечам, он резко обернулся, в его глазах полыхало пламя триумфа, а на губах светилась нахальная улыбка. Он стоял перед ней в освещенной камере, а насмешливый взгляд, обращенный к пленнице, так и говорил: "смотри, я пришел к тебе, это было легче легкого!" Но ликование разбилось о ярость, разлившуюся в светлых глазах девушки. Зель рассмеялся, не понимая, в чем дело:
- Так ты встречаешь своего спасителя? - он откинул волосы с лица, пристально глядя в глаза Анне. - Или баронесса обиделась за хлеб и воду? Впрочем, подожди, скоро я тебя отсюда вытащу...

От ее взгляда слова застряли в горле. Он прищурился, глядя на Анну по особенному, как могут видеть лишь демоны: нет, ничего не изменилось... Тогда Падший сделал уверенный шаг навстречу.
- Анна... - в его голосе уже не было насмешки, но взгляд обжигал. Он схватил ее за руку, которой она сжимала призрачное распятие, отнимая ее запястье от груди и подтаскивая к себе, так что их лица разделяла всего пара дюймов.
- Что ты несешь? Какого черта, я должен бросать тебя в застенках инквизиции? Чтобы этот ублюдок Альваро с тобой развлекался? Ты этого хочешь?! - в его голосе проступала желчь, злоба и непонимание. Пальцы Азазеля сжались на ее руке железными тисками, невольно причиняя девушке боль.

Пощечина не принесла боли, но злоба и обида вспыхнули еще сильнее, разгораясь настоящим пожаром, который пожирал разумные мысли, оставляя лишь нахлынувшие волной эмоции. Если Анну боль отрезвляла, то Зель, не чувствовавший ее, едва ли не захлебывался от ярости, которая накатила на него. Осознавать, что говорила девушка было все сложнее, но слова ее выглядели обвинением... Она опять тыкала ему в нос Альваро... А еще, она вспомнила. Нет, это он ей сказал! Демон едва не зарычал от осознания случившегося, от ненависти, душившей его как удав. Он резко схватил Анну второй рукой за ее свободное запястье:
- Какая разница, что я тобой сделал! Это уже в прошлом... Нашла, когда вспомнить. Неужели до сих пор злишься, мадемуазель Сияющее Зеркало? - обидные слова сыпались одно за другим. Он прижал Анну к себе, не позволяя ей шелохнуться:
- С чего ты вообще взяла, что меня волнует, что с тобой случилось на алтаре? Я пришел дать тебе убраться отсюда, этого мало?

В его глазах промелькнули отблески пламенеющей Преисподней, когда девушка произнесла последние слова. Зель с силой оттолкнул ее от себя, удерживая за одно запястье, а вторую руку занес для удара... Но остался стоять неподвижно, его красивое лицо стало ожесточенной маской, отражавшей всю бурю его ярости и смятения. Он так и не смог ударить ее, опустив ладонь... После чего разжал пальцы, позволяя Анне упасть на солому.
Он возвышался над девушкой, сложив руки на груди, складка губ стало жесткой, а взгляд по-демонически надменным. Казалось, Зель смотрел на нее как на жертву, привязанную к алтарю, участь, которой уже предрешена.
- Хочешь остаться здесь, - холодно и спокойно констатировал Зель, глядя сверху вниз на Анну.
- Что ж... Ты права, коль я сделал тебя однажды своей, почему бы не повторить... - на его губах появилась страшная, исполненная жестокости и безразличия усмешка.

Этот тихий, исполненный боли и обиды вопрос напуганной до смерти девушки обжог его словно удар кнута, словно он мог чувствовать боль, а не был сверхсильным исчадием Ада. Он смотрел на нее неотрывно, поймав взгляд прекрасных глаз, сияющих и манящих, как небо... Ощущение собственной беспомощности, неспособности изменить то, что уже сломано, накатило на него с новой силой.
Демон опустился на колени, рядом с сжавшейся в комочек девушкой и, не раздумывая, протянул руки к ее поврежденному запястью. Он осторожно дотронулся до синяка своими холодными пальцами, чувствуя как исцеляющая сила подступает к их кончикам... как вдруг в его груди зажглась безумная боль, так словно Терновую Печать вновь выжигали на его теле каленым железом.
Метнувшись в сторону от девушки и припадая к стене, он несколько мгновений сидел зажмурившись, затем бросил на Анну яростный взгляд...
- Я демон, если ты забыла, - глухо и запоздало ответил он на ее слова, стараясь выровнять дыхание, - и эта Печать, поставленная на твоей крови, тому доказательство.
Его голос стал жестче, в нем опять появилась злоба, та которую он питал к Ордену:
- Так каким я могу быть на самом деле? Я? Исчадие Преисподней?! Каким я могу быть для тебя? - он снова грубо схватил ее за больное запястье, демонстрируя ей самой Терновую Печать, обезображивающую ее руку, символ вечной борьбы людей с демонами...

Когда ее рука метнулась к его груди, где все еще пылал след от Терновой Печати, он замер, ее ладонь была напоминанием ему о том, что они не могут быть вместе, она словно была оттиском всей той боли, страданий и ненависти, что испытали и люди, и демоны за долгие семь веков непрерывной войны...
Скоро грядет новая битва, каждый из них встанет под свои знамена. Он усмехнулся своим мыслям, представляя стяг Люцифера в своих руках, а Анну, прикрывающую щитом своего Гладиатора, когда в него полетят демонические заклятья ... Зель мотнул головой, отгоняя почти болезненное наваждение. Тем более, что ее последние слова заставили его окончательно очнуться.
Демон поднялся на ноги, вновь глядя на девушку сверху вниз, этот долгий взгляд был исполнен непонимания и отчаяния, боровшихся со злобой и обидой. Он медленно кивнул, произнося:
- Как пожелаешь... - то единственное, что мог и смел сказать вместо самых важных и самых невозможных слов.
Затем достал зеркало и, бросив в него быстрый взгляд, растаял в воздухе, оставляя девушку в одиночестве.